Общество
Родина – фантомная боль или культурный стереотип?
Сегодняшние опасения по поводу глобализации, оцифровки или миграции вновь подняли тему родины и привели к странной двойственности, хотя современный человек может быть дома, где угодно в мире. Но тяга к родине, идентичность и региональность оказались очень сильны.
Свобода vs неопределенность
Слово «родина» очень подходит для темы школьного сочинения. Ибо у каждого, если задуматься», есть свое собственное понятие родины и образ, с которым она ассоциируется. Да, родина - это, скорее, эмоция, застывшая в слове, нежели некое обобщение, рациональный смысл. А, как известно, чувствами можно манипулировать. Наверное поэтому понятие «родина» всегда было излюбленным термином политиков. Особенно в переломные моменты истории.
Вот и сейчас европейцы, подвергаются непростым испытаниям, когда речь заходит о понятии «родина». Все больше и больше иммигрантов, беженцев и просто людей на резиновых лодках устремляются в Европу, надеясь обустроиться в ней. Хотя сосуществование «своих» и «чужих» оказывается сложным и даже во многих отношениях невозможным. И далеко не все местные жители готовы принять новые культурные влияния извне и в особенности религии. Многие усматривают опасность утраты чувства дома, своей идентификации с родиной или национального самосознания. Такие понятия, как мультикультурализм и новый космополитизм не совпадают с привычным понятием родины.
Это подтвержают и результаты недавно проведенного опроса старейшим в Германии институтом по изучению общественное мнения - Institut fuer Demoskopie Allensbach: определяя родину, 77% немцев чувствуют сильную или очень сильную связь с домом своего детства. Они связывают понятие родины с детством и семьей (87%), с друзьями (84%) и старыми временами (75%). Сегодня, как утверждают социологи, понятие родина уже не рассматривается как паспорт фольклорного своеобразия (20%), как место, где человек появился на свет, а как выражение подсознательного стремления к чему-то знакомому, к принадлежности, к надежному признанию и уверенности в своих корнях.
Неудивительно, что понятие «родина» сегодня попало в фокус исследований социологов и психологов. Да, мир стал иным благодаря глобализации и миграции, туризму и Интернету. Сегодня люди ведут «оцифрованную», мобильную жизнь. Они часто меняют место жительства и место работы, они покидают церковь и своих спутников жизни, - все это социология называет нормальной биографией. Однако многих эта «свобода во всем», если не пугает, то настороживает и вызывает чувство дискомфорта.
Да, люди так устроены: пока существуют границы, они хотят их преодолеть. Но если свобода безгранична, тут же возникает и неопределенность. Это схоже с поведением малышей, которые, будучи вместе с родителями в парках или кафе, бодро отправляются в «долгую экспедицию», когда они все еще в поле зрения и под присмотром. Семья и социальный класс, церковь и партия, фирма, к которой вы принадлежали всю жизнь: все они передавали традиции и убеждения, устанавливая границы. Но они также давали идентичность, они давали понятие родины.
Родина больше не является судьбой
И родина была тем, что было всегда. Сегодня родина больше не является судьбой, которая постигает человека при рождении, что также означает - каждый должен сам для себя переработать понятие родины, начиная с таких вопросов: кто я? Кем я хочу быть? Как я хочу, чтобы меня воспринимали? «Говорить о родине сегодня означает, прежде всего, говорить о ее потере», - пишет писатель Кристиан Шюле (Christian Schule) в своей книге «Родина. Фантомная боль». (Ch. Schule "Heimat. Ein Phantomschmerz», Droemer HC, 2017)
«Родина - это память, ностальгия, место в прошлом: в империи, в которой мы еще не были связаны со всем миром через Интернет. Мы общались в реале. Поиск родины - это поиск особого, единичного, подлинного, чего еще не предлагает глобализированная экономика. Наша тоска по родине означает, что мануфактуры снова становятся конкурентоспособными, что мы восстанавливаем разрушенные здания (городской дворец в Берлине) или воспроизводим исторические блюда (бабушкин яблочный пирог), конечно, с использованием ингредиентов из этого региона. Получается родина на тарелке в буквальном смысле. Новая родина оказывается не национальной, она – региональна», - продолжает Шюле.
В то же время понятие родины снова «обновлено до политической концепции борьбы, которая защищает свою собственную судьбу от судьбы незнакомца», полагает Шюле.
Действительно, в «Немецком словаре» Гримма родина определяется как «страна или местность, где человек родился или имеет постоянное место жительства». В ходе истории эта прежде совершенно очевидная трактовка неоднократно патетически заряжалась, иногда даже патологически.
Эти явления описаны в виде волн учеными-историками из Йены Эдоардо Костдуро (Edoardo Costadura) и Клаусом Риесом (Klaus Ries) в недавно вышедшем сборнике эссе юристов, биологов, музыковедов и богословов «Родина - вчера и сегодня» ( E Costadura, K.Ries, Heimat gestern und heute: interdisziplinure Perspektiven, Bielefeld, 2016). Каждой из этих волн предшествует социальный шок, исторический переворот, фаза глубоких преобразований, с которыми обществу трудно справиться.
По словам Риеса, стремление к родине глубоко укоренено в человеке. Как историк, он изначально предполагал, что термин «родина» претерпел изменения от непосредственно дома и подворья в средние века до сентиментального чувства в современную эпоху. Однако, «тоска по родине существовала всегда. И это всегда было чувство». И оно обостряется, когда мир становится непонятным, и люди чувствуют себя под давлением, объясняет Клаус Риес.«Концепция родины всегда менялась в моменты серьезных кризисов или социально- политических изменений».
Идеализация родины
Первая волна кризиса понятия родины сформировалась еще в начале 19-го века, она была овеяна романтическим флером. Чем больше европейский континет сострясали последствия Французской революции, тем большее число эмигрантов отправлялось в Северную и Южную Америку - тем красочнее и пронзительнее воспевалась и идеализировалась родина, практически отождествлясь с идиллией.
Вторая волна, по классификации Костдуро и Риеса, накрыла Европу в последние десятилетия 19-го века, с наступлением эпохи индустриального модернизма, когда вокруг понятия «родина» начинается настоящий ажиотаж. В то время все больше и больше людей покидали свои крестьянские подворья, перебираясь в городы и переселяясь в арендуемое жилье. В ответ на это появляются сообщества любителей природы, также и общества по сохранению культурного облика родины. Эти общественные движения возникают как противодействие всеобъемлющему изменению эпохи модерна. Тогда это декларировалось следующим образом: «Да, разрушительные последствия Тридцатилетней войны не казались такими пагубными, настолько тщательно очищенными от прошлого, как вторжение современной жизни с ее беспощадным односторонним преследованием практических целей».
Звучит знакомо, не правда ли? Очень напоминает сегодняшнее ворчание о последствиях неолиберализма и глобализации. Но все это только цветики в истории трансформации понятия «родина». 20-й век ознаменовался третьей, вулканической волной, болотно-коричневые края которой поднимаются снова и снова. Это темная сторона понятия родины, которая проявилась во всей своей жестокости и свете в нацистский период: радикальное преувеличение собственной крови и почвы, чистоты своей расы и неполноценности других приводит к безоговорочнму неприятию и ненависти к «чужому». Что заканчивается массовым кровопролитием и мировой военной катастрофой. После этого понятие родины долгое время сохраняло негативный смысл.
Родина - «самое красивое имя для отсталости»
Ее сменяет четвертая волна, сформировавшаяся в общественном сознании в первые послевоенные годы и вылившая в поток китча на тему родины. Среди реальных руин исцеляющие картинки о старой прекрасной родине превращаются в воображаемый уход травмированного общества в лубочное прошлое. Общества, которое больше всего хотело бы забыть свой позор. В то время как «там, за дверью» («Drauuen vor der Tur» - так называется пьеса Вольфганга Борхерта Wolfgang Borchert – прим . Светланы Линс) вернувшиеся с войны не могут ничего забыть, а миллионы перемещенных лиц не хотят ничего забывать. Родина отныне запятнана. Погрязшая в крови Второй мировой войны, она еще долго оказывается под подозрением.
И многие немцы ее сторонились. Родина? Это просто еще одно слово для обозначения провинции. «Самое красивое имя для отсталости», - написал Мартин Вальзер (Martin Walser). Это было в конце 60-х годов, когда это понятие был достаточно сильно ассоциировалось с нацизмом. Сегодня, 50 лет спустя, все оказывается с точностью до наоборот.
Именно так антропологи, культурологи и социологи объясняют новый местный патриотизм: чем больше реально существующая родина оказывается под давлением перемен, тем сильнее проявляется тоска по безопасности в своем околотке. И чем меньше сходства этой реальной сегодняшней родины с ее идиллическим образом, тем больше спрос на лубочный фетиш. У немцев, например, - янкеры и дирндли.
Родина как якорь в бурном море
Профессор из Дармштадта, социолог Корнелия Коппеч (Cornelia Koppetsch) говорит об «индустрии самоуверенности» („Selbstvergewisserungsindustrie“), расцветшей на этой любви к родине. И считает это вполне закономерным, потому что «идея родины», написала она в эссе, «в какой-то степени является ментальным перекрестком глобализации, романтического неоконсерватизма и новых политических и социальных линий конфликта». Родина многим видится как якорь в бурном море.
И поэтому спусковым крючком патриотического бума сегодня снова является разлом, фаза трансформации. Эта последняя волна накрыла общество уже в 90-х годах прошлого столетия. Сначала она проявилась как «Остальгия» по новым странам, вышедшим из Восточного блока. Стремление к прошлому люди чувствуют повсюду, где в регионах происходят структурные изменения. Стремление к остановке, в то время когда особенно важно быть подвижным и гибким.
По словам Риеса, сегодняшние опасения по поводу глобализации, оцифровки или миграции вновь подняли тему родины и привели к странной двойственности, хотя современный человек может быть дома, где угодно в мире. Но тяга к родине, идентичность и региональность оказались очень сильны.
И это касается не только тех, кто мало ассоциирует позитив с прогрессом и изменениями. Даже смелые, легко принимающие вызовы, иногда оказываются поражены страхом неизвестного - такими пугающими явлениями, как кризис евро, высокая безработица на фоне переноса производств в развивающиеся страны, кризис беженцев. Робкие же вообще мутируют в «обеспокоенных граждан», спрашивающих после каждого увиденного ими платка на голове женщины: это все еще моя родина?
Родина как концепция политической изоляции
Концепция родины, как полагает Коппеч, сегодня утратила свою невинность, став уже не просто безобидной формой сентиментального самоопределения, а концепцией политической изоляции. И борьба по поводу того, какой должна быть родина, не утихает. Это эксклюзивный клуб, членство в котором возможно только по первородству и правильной религии? Или этот клуб открыт для всех, кто придерживается правил, установленных в стране, и хочет пустить в ней корни? Речь идет о конкретной стране или о воображаемой идиллии, контролируемой и управляемой, как модельная железная дорога?
Однако за распространенными страхами потери и отчуждения часто стоят весьма специфические проблемы. Как то: люди не ошибаются, спрашивая, как во времена «глобальной деревни» сохранить их настоящие деревни, несмотря на сельский исход, плохую связь и отсутствие врачей. Они задаются вопросом, как сохранить своеобразный облик городов на Востоке и Западе, когда современные города все более становятся похожими один на другой, в то время как арендная плата на жилье опустошает банковский свет. Они задумываются, станет ли то, что они называют своей родиной, лишь краеведческим музеем, «законсервированным» для потомков.
«Утопическое измерение родины»
Однако родина не обязательно должна быть привязана к какой-то определенной местности, как подчеркивает психолог из Цвиккау Беата Мицшерлих (Beate Mitzscherlich). То, что люди понимают в детстве как дом, развивается на протяжении всей жизни. «Ранние образы географических и культурных пространств, речи и еды - это как шаблон для интерпретации более поздней среды».
С социальной и психологической точек зрения, родину можно охарактеризовать не только как усвоенный культурный стереотип, но также как субъективную конструкцию или интеграцию опыта присвоения, утверждает Мицшерлих. Здесь играет роль не только опыт детства (социальный, географический, культурный), но и социальная принадлежность, способность действовать и воспринимать настоящее, а также желаемые идеальные или воображаемые состояния.
Однако три вещи важны для того, чтобы чувствовать себя как дома в долгосрочной перспективе, выяснила ученый. Это прежде всего безопасное существование, то есть еда, одежда и жилье. Кроме того, людям нужен круг общения, друзья или семья. И наконец, еще один существенный момент, как его называет Мицшерлих, - «утопическое измерение родины»: «Мне нужно объяснить себе, почему я осел в этом месте».
Из всего сказанного становится понятно, чтобы слово "родина" не вызывало тоски и боли утраты, необходимо держать руку на пульсе истории, перерабатывать в сознании неотвратимые изменения в окружающем мире, постоянно обновляя образы родины и дома.
Статья была опубликована в 2019 г., актуализирована в 2022 г.
При перепечатке и копировании статей активная ссылка на журнал «В загранке» обязательна.
Адрес статьи здесь
Похожие записи
АВТОР:
Светлана Александрова Линс
Очень интересный материал!
Но не совсем соглашусь с этим: «И чем меньше сходства этой реальной сегодняшней родины с ее идиллическим образом, тем больше спрос на лубочный фетиш. У немцев, например, — янкеры и дирндлы». Дирндл у адекватных) немцев, назовем их так, это далеко не всегда фетишь. Потому что качественный национальный костюм сидит отменно и , кстати, любую женскую фигуру делает красивой. Но такие наряды дорогие и часто лучше всего смотрятся «в полном комплекте» , а не это просто «незамысловатое платье-кофточка-фартук». Это целое искусство сложного фасона и правильного пошива. К сожалению, массовая культура и туризм подняли спрос на дешевые дирндлы, обесценивая этот культурный феномен. При этом многие традиционные пивные сады по-прежнему закупают для обслуживающего персонала традиционно пошитые наряды, даже если и самые простые, но в которых удобно и приятно работать.
Многое зависит от фильтра восприятия. Книну-то писал немец. Мне эти строчки напомнили ситуацию, когда мой однокурсник, родившийся в Ташкенской области и перебравшийся по немецкой линии в Германию, обязал всех приглашенных на его юбилей прийти в янкерах и дирндлах.