«Везде чувствую себя дома…» Беседа 4-я
Цикл бесед с Хилолой Айходжаевой о культурной идентификации человека и проблемах иммиграции, которые так или иначе связаны с личностным ростом, переходом на новый личностный уровень. Успех адаптации иммигранта во многом зависит от его интеллектуального уровня, широты мировоззрения и открытости новому.
Основная масса – «случайные» люди
Светлана Александрова Линс: Напомню читателям, что в нашей прошлой беседе мы с Хилолой затронули тему интеграции политических беженцев во французское общество. Точнее, ее авторский языковой курс в своем развитии трансформировался в проект «Insertion des r?fugi?s politiques dans la soci?t? fran?aise».
Хилола, а каков же он, типичный политический беженец?
Хилола Айходжаева: Основная масса – «случайные» люди, которые против своей воли были просто вовлечены в противостояние. Это как в анекдоте: «Сижу, чай пью. Приходят, спрашивают: «Ты за белых или за красных.» Я отвечаю: «За белых.» Меня бьют. «Сижу, чай пью……» Я отвечаю: «За красных»….
Так и есть. Посреди ночи врываются вооруженные в масках, накидывают мешки на головы и везут неизвестно куда. Бьют, пытают. Кто, зачем, как – разобраться невозможно. Часто свой же брат или сосед настучал от страха за себя.
Большинство этих людей при иммиграции вообще не думают о политике. Они просто спасают себя и своих близких не просто от смерти, а скорее от бесконечных пыток и унижений, от ужаса и террора. Такое решение дается совсем не просто. Люди привыкают к тому, к чему вроде бы нельзя привыкнуть. К вечному террору и ужасу. К страху за близких, за детей. К полной беспомощности. Но обстоятельства в один прекрасный день становятся настолько страшными, что эти люди решают рискнуть. Потому что даже смерть при таком «путешествии» лучше, чем продолжать такую жизнь.
Светлана Александрова Линс: Хилола, скажу честно, даже при всем моем богатом воображении и жизненном опыте, трудно представить такие ситуации. Могли бы Вы привести конкретные примеры?
Особенности гражданской войны в эпоху раннего средневековья
Хилола Айходжаева: Да, конечно. Идет ребенок в школу. Не возвращается. Родители бегают по знакомым и родственникам. Интересен обычный вопрос моего французского клиента: «А почему в милицию не обратились?» А как объяснить, что поход в милицию в стране, в которой практически идет гражданская война элементарно опасен. Ребенка выдают при условии, что отец завербуется в их ряды. Их – это может быть кто угодно. Какие-то мелкие кланы то ли родственников, то ли земляков. Политика там вообще ни при чем.
Опять вопрос французской стороны: «Участвовали ли Вы в пытках и убийствах других людей?» Тоже удивительный вопрос. Попробуй не поучаствуй. Твоя жена, дети, родители всегда на примете. И если бы тебя и их просто убили. Их будут годами пытать. Затравленные люди в поисках спасения примыкают то к одной, то к другой партиям. Даже к этому они привыкают. К постоянному страху. К жизни в подвалах.
…Женщина пряталась с двумя детьми более десяти лет в подвале. Образованная женщина, между прочим, инженер. Все-таки решилась послать мальчиков в школу. Оба исчезли. Несмотря на детский возраст, их заставили воевать за кого-то там. Удалось их переправить во Францию. Мать увидела их через 10 лет. Так она до сих пор не может себе простить, что отправила их в школу. Для всех жертв характерно то, что они в первую очередь обвиняют себя.
…На молодую красивую иранскую студентку, несмотря на ее замотанность, «положил глаз» полицейский. За сопротивление она прошла все уровни ада. Родные и друзья вместо того, чтобы поддержать близкого, невинного человека продолжают травлю под лозунгом «честь рода», «нет дыма без огня». Опять чувство вины самой жертвы, годы отчаяния и депрессии, «отработки наказания» в виде выполнения роли раба в семье. В данном случае эти жертвы объединились в движение протеста. Участие в митингах и демонстрациях. Моей героине удалось удрать. О том, каков этот путь, думаю, не стоит рассказывать подробно. Пешком по горам, в рефрижераторах, в гнилых лодках под бомбардировками… Каков процент тех, кому удается добраться до пункта назначения живым? Максимум 10?
У этих людей на всю жизнь в глазах застыли боль и ужас.
Светлана Александрова Линс: Да, для меня лично приведенные Вами примеры – еще одно подтверждение того, что сейчас любой вид транспорта – «машина времени». Потому что, передвигаясь по миру, можно оказаться в разных исторических эпохах и воочию столкнуться с их жестокой, а подчас и бесчеловечной сутью. Хорошее назидание для ностальгирующих по прошлому.
Хилола, а что ожидает этих людей на чужбине? Что делается со стороны французского правительства?
«Жизненная необходимость в убежище»
Хилола Айходжаева: Во Франции есть целый ряд учреждений, которые помогают беженцам при обосновании их просьбы о предоставлении полит. убежища. Для этого составляется досье, которое должно доказать жизненную необходимость в таком убежище. Это досье посылается в организацию, которая решает, насколько правомочно удовлетворение такой просьбы. Только на составление досье уходит много месяцев, до шести и более. Потом еще много месяцев ожидания. Если ответ отрицательный, есть возможность подачи на апелляцию – опять несколько месяцев. Если беженец получает статус, то ему назначается пособие и выделяется жилье, помогают в поисках работы, он имеет право на бесплатное мед. обслуживание, на образование и т.д. Если нет – то его экспульсируют, что для государства стоит недешево.
В ожидании рассмотрения дела о предоставлении статуса беженцам предоставляется жилье, денежное пособие, мед. помощь и курсы французского языка.
Это формальная сторона дела. Практически все не так просто. Беженцев селят в гетто, где им и их детям светит только продавать наркотики (уровень безработицы во Франции очень высок). Курсы французского, на которые их посылают, и преподавание ведется непрофессиональными педагогами без методик, на сомнительном французском языке, кроме отторжения и головной боли ничего не дают. И само собой, на пособие – 200 евро, в лучшем случае, на семью из трех человек (багет стоит 80 сантимов, а кг мяса 5 евро) прожить почти невозможно.
Светлана Александрова Линс: Да, картина безрадостная… Хотя на Востоке люди очень сплочены и взаимосвязаны между собой самим жизненным устройством. То есть иная ментальность: в одиночку просто невозможно «потянуть» соблюдение всех традиций и связанных с ними ритуалов. Поэтому на Западе так много разных ассоциаций диаспор, созданных именно выходцами с Востока. Насколько они помогают людям? Приходилось ли Вам участвовать в их мероприятиях?
Хилола Айходжаева: Да, я здесь иногда бываю в ассоциации мусульманок Магреба. Фатима – глава этой ассоциации. Очень активная и мудрая женщина. У нее богатейшая биография. Профессиональный журналист, много раз побывавшая замужем за неординарными людьми, с которыми сохранила самые теплые отношения. Некрасивая в общем понимании и такая прекрасная женщина. Она привечает женщин, замотанных с головы до ног. Конечно же вечная проблема жестокого обращения с этими женщинами в семьях, в их кругу. Она рассказывает женщинам об их правах во Франции. Помогает найти адвоката в случае тяжбы с мужем или семьей. Помогает найти жилье и работу, пристроить детей.
У них там курсы французского, а также всякие кружки. Такие кружки я бы хотела тоже организовать. На кружке по кулинарии они, само собой, готовят. Часто ингредиенты поставляются бесплатно благотворительными организациями. Каждый день эти женщины кормят домашней едой мэра, полицейских шишек. Поэтому их президент добивается всего, что хочет. А обвинить ее во взяточничестве нельзя.
Я хочу, чтобы, как на восточке, к каждому празднику мы готовили выступления. Чтобы ученики рассказывали о происхождении этого праздника и сравнивали его, если возможно, со своими. Они смогут выставлять свои блюда, другие изделия. Поскольку продавать их у них нет права, будет просто банка, в которую люди будут бросать монеты. В ассоциации, о которой я говорила, так и происходит. Потом эти деньги идут на нужды самой ассоциации и раздаются участниками. Одна я с этим не справлюсь. Но здесь сильная ассоциативная поддержка.
Этот застывший безмолвный ужас политэмигрантов можно «растопить» только возвращением человеку самоуважения. В моем случае опосредованно, через изучение языка и участие в различных кружках. То есть предоставлении людям условий для свободного творчества и места для демонстрации продукции этого творчества. То есть возможности признания их, как личностей творческих и талантливых.
Светлана Александрова Линс: То есть круг политэмигрантов достаточно неоднороден. Среди них есть и очень образованные люди, лидеры по своей сути. Как складывается их жизнь в эмиграции?
Судьба политэмигранта
Хилола Айходжаева: Да, среди политических беженцев немало грамотных, образованных. Но участь у всех одна — эти инженеры, учителя, врачи моют выживших из ума стариков, убираются у не умеющих читать французов, которые еще и издеваются и поучают их с большим удовольствием, что те должны быть благодарны за то, что у них есть вообще работа, пусть во много раз хуже оплачиваемая, чем если бы это был француз.
Иранка, о которой я рассказывала, пока только восстанавливается и адаптируется. Через три года пребывания здесь она только начинает осознавать пропасть между культурами. Мне пришлось сопровождать ее в этом сложном и в высшей степени драматическом процессе. Как бы я и французский представитель ни были готовы и настроены к профессиональному, не эмоциональному подходу для большей эффективности нашей работы, мы не выдерживали этого накала, шквала разноречивых эмоций.
Она поддерживает, насколько возможно, связь с друзьями и близкими в Иране. Мы продумываем с ней возможные варианты сотрудничества с иранскими эмигрантскими ассоциациями. Пока лишь для поддержки эмигрантов. То есть, я не знаю, собирается ли эта иранка продолжать борьбу в Иране. Думаю, что она и сама еще не определилась. Само собой, она надеется однажды вернуться в Иран, как и большинство эмигрантов, которые все же мечтают о возвращении.
У меня есть друг из Конго — Эммануэль. Он очень интересная личность. По профессии музыкант, он живет тем, что настраивает пианино. Так я с ним и познакомилась. Эммануэль — президент все-африканской ассоциации. Занимается тем, что пишет об истории Африки, об истории рабства. Устраивает конференции по всему миру, на которых рассказывает об африканской культуре, традициях, о до-колониальном наследии. То есть занимается культурно-просветительской деятельностью с целью духовного объединения африканцев. Насколько это скромный, смешливый и простой человек. В какой нищете он живет…
Конечно Фатима, о которой я уже рассказывала. В своей работе она сочетает просвещение с реальной поддержкой членов своей ассоциации, создавая при этом своим соотечественникам поле для общения. Думаю, что Фатима как женщина, сначала думает о помощи первой, самой срочной необходимости. Жилье, еда, работа, школа и детсад для детей. Она помогает и с одеждой, мебелью и пр. Поэтому ее помощь чисто на локальном уровне.
Эммануэль же как мужчина, мыслит и действует более глобально. Пишет и публикуется, выступает на конференциях. Мужчина всегда найдет для себя работу и сможет удовлетворить свои потребности хотя бы по-минимуму.
Светлана Александрова Линс: Если говорить о беженцах в целом, то отношение к ним достаточно негативное. Что связано с появлением так называемых «экономических» беженцев, которые используют для иммиграции неблагополучную ситуацию на родине. Этакие ловкачи, наживающиеся на горе своих соотечественников. Помнится, после военного конфликта в персидском заливе 1991 иракские подданные, проживающие за пределами страны, без особых хлопот получили статус беженца и солидную материальную помощь во многих европейских странах. И таких поводов было немало.
Хилола Айходжаева: Опять таки это было сделано не из «гуманизма». Если потом в Ираке власти сменятся, эти беженцы вернутся к себе (кроме того, что про их клановости у них всегда связь с соотечественниками). Тем, кто когда-то помог им на народные деньги, само собой может перепасть кусок от большого нефтяного пирога, стратегическо-географического и пр. Кроме того, через этих людей принимающая сторона устанавливает и поддерживает связи с оппозицией. Под лозунгами «гуманизма» можно получить массу выгод.
Светлана Александрова Линс: А как Вам видятся политические беженцы в непосредственном контакте с ними?
«Хроническое чувство вины»
Хилола Айходжаева: Я опять-таки могу судить только о том, с чем я сталкиваюсь в Марселе. Наверное, нельзя обобщать. Беженцы, с которыми мне приходилось работать, чаще всего не имеют ни малейшего представления ни о культуре, ни о традициях, ни об истории Франции. Более того, они даже не представляют себе, что есть люди, которые могут вести себя и мыслить иначе, чем они сами это делают.
Вообще им не свойственно задумываться или анализировать что-либо. Всю жизнь они жили механически. Скорее всего, они даже избегают думать. Складываются обстоятельства так или иначе, они пытаются к ним приспособиться как могут. Вот и все. Если им задаешь элементарные вопросы, они их не слышат, потому, что не хотят. К тому же эти люди находятся в состоянии шока, вызванного многими факторами. Уже сама по себе резкая смена реальности бьет по психике.
У всех этих людей – мусульманских женщин, африканских эмигрантов и эмигрантов вообще – крайне заниженная самооценка, хроническое чувство вины. Единственный способ помощи этим людям – выслушивать их доброжелательно и с уважением, воздержаться от оценок и советов. Помогать только в том случае, если они действительно просят об этом. Принцип экологии – ничего не навязывать извне. Что и проповедуют эти политически активные эмигранты. Их, к сожалению, не так много.
Фатима, Эммануэль, моя подруга иранка – все сходятся в одном, что на данном этапе единственное, что они могут сделать для эмигрантов, а также для тех, кто страдает на их Родине – нести просвещение, уважение и принятие другого таким, какой он есть. Фатима всегда говорит своим женщинам о том, что они заслуживают большого уважения тем, что на протяжении многих лет принимают свое унизительное положение во имя семьи, во имя детей и пр… Что уже только для этого надо много душевных сил и мужества. Потом, когда человеку вернется уважение к себе, когда он осознает, что он не виноват, тогда он сможет изменить ситуацию, изменив свое отношение к ней.
Интересно, что мы возвращаемся к идее просвещения, которая оформилась как таковая именно во Франции.
Светлана Александрова Линс: За последние годы во всех странах Европы существенно урезаны средства, выделяемые на содержание и социальную поддержку ищущих убежища. А буквально в последние месяцы вопрос о создании невыгодных для беженцев условий был поставлен на повестку дня в Швейцарии и Германии. А что во Франции?
Хилола Айходжаева: Статус беженца здесь получить все труднее и труднее. Сами представители иммиграционных служб предупреждают сразу же, что у людей только 2 процента шанса получения статуса. Интересно, что если в досье есть доказательства того, что утверждает беженец, это уже вызывает подозрения. То есть, как он мог быть так хорошо подготовится заранее, запастись необходимыми документами. Часто судьи «повинуются шестому чувству» вопреки закону, вопреки доказательствам. Об этом тоже предупреждают сразу.
В одной из моих публикаций в блоге я упоминала о том, насколько мои взгляды на многие аспекты жизни французов изменились после моего переезда. Для нас Франция – страна свободы, родина «прав человека». Сами французы гордятся соблюдением прав человека, и в тоже время считают беженцев тяжелой обузой. За такой «гуманной» политикой стоят определенные не настолько «гуманные» мотивы.
То есть политическое убежище развитые европейские страны и США предоставляют не «для соблюдения прав человека» и из-за прочих «гуманных» соображений. К сожалению, мы опять скатываемся в грубый материализм. Власть и деньги. Остальное – демагогия. «Гибнут люди за металл, Сатана там правит бал». Хомейни был выпестован Францией, исламские террористы — США и пр.
Объявление!: Уроки французского языка в соответствии с Вашими сроками, наклонностями и потребностями — http://create-hands.ru/wppage/uroki-francuzskogo-yazyka-5
____________________
При перепечатке и копировании статей активная ссылка на журнал «В загранке» обязательна.
Адрес статьи: https://vzagranke.ru/zhizn/enciklopediya/my-vozvrashhaemsya-k-idee-prosveshheniya.html
Понравилось? Подписывайтесь на журнал прямо сейчас:
(посмотреть видео Процедура подписки)
назад к выпуску >>
к рубрике >>
Эх, знать бы, где она — золотая середина! Пожалуй, Хилола обозначила самый верный путь. По крайней мере, на данный момент:
единственный способ помощи этим людям – выслушивать их доброжелательно и с уважением, воздержаться от оценок и советов. Помогать только в том случае, если они действительно просят об этом. Принцип экологии – ничего не навязывать извне.
Да-да, просвещение и образование — только через это и можно провести огромные массы людей к лучшей жизни…
У меня есть друг родом из Киргизии. Он русский. Его родителей еще при советской власти распределили туда работать после учебы. Ну так и прижились, родили детей. Потом отец погиб, точнее просто исчез — вышел в магазин за хлебом и пропал, словно растворился в воздухе. Мать осталась одна с двумя сыновьями, один из которых был тогда грудным. Голодали, питались буквально тем, что смогут вырастить или поймать. Плюс жуткое отношение к русским со стороны местного населения. Но мать терпела и растила мальчиков. Когда старший, как раз таки мой друг Толик, подрос, она его отправила в Россию учиться в университет. Тут то мы и познакомились.
Несколько лет назад в Киргизии приключились известные всем события. В ходе военных действий городок, где жила мама Толика сровняли с землей. Мы тут его поддерживали как могли, он был в шоке, никакой связи, никаких известий о том, выжили ли его родные. Они выжили чудом. Небольшой отряд миротворцев стоял буквально насмерть, защищая полуразрушенную церквушку, в которую набились русские.
Следом Толик окончил универ, все это время подрабатывал как только мог, копил деньги, чтобы вывезти семью из этого ада. Вернулся домой. Бегал как белка, просил, писал, умолял. И таки договорился о переезде всей семьи в Россию по программе возвращения соотечественников (та еще обманка, как оказалось). И в последний момент, когда все уже было готово, его мать ОТКАЗАЛАСЬ ЕХАТЬ. Она на столько привыкла жить в этом аду, что она так и не поверила, что может быть иначе…
Сейчас Толик живет в Калининграде. В получении даже вида на жительство в России ему отказали, на смотря на то, что у него были оформлены все документы по этой самой пресловутой программе возвращения и он получил в России высшее образование. Как ему в приватной беседе сказал чиновник «Нам тут и своих таких умников хватает». Устроился на работу без оформления, благо, у нас работодатели этому только рады. Мотается туда-сюда каждые 3 месяца в Киргизию… Мать с братом живут сейчас в Бишкеке у каких-то там знакомых. Мать работает в школе, получает гроши. Работает в основном ради того, чтобы мальчик сам не ходил в школу — это опасно.
Вот такая фигня бывает…
Ирина, на самом деле, возвращение русских на историческую родину — такой же непростой процесс, как и эмиграция в дальние страны. Может быть, даже более сложный. Потому что есть общий язык (и кажется, что вроде те же самые, «свои») но при этом довольно серьезные ментальные различия. И это было зафиксировано практически сразу после «парада суверенитетов», когда русские из бывших союзных республик потянулись на свою историческую родину.
То есть, пока их контейнеры с мебелью и другим часто совсем нехитрым скрабом были в пути, местное население их жалело: «Бедные вы, бедные, страдали от там на чужбине от басурман» . А когда «приезжие русские» и свое новое жилье в порядок привели, и мебель-ковры-посуду перетащили в него на глазах у соседей, то пошла «другая песня» — вы кулаки, мироеды. А в сельской местности даже поджоги домов случались. Не удивительно, что часть эти «возвращенцев» на историческую родину вернулась назад к «басурманам».
Менять один «ад» на другой многие не хотят…
Отношение к узбекам в советское время было крайне негативное. Помню, как в очереди за хлебом стояла простая загоревшая дочерна узбекская женщина, видно колхозница. Происходило это на Чиланзаре. В рабочем районе, где большинство были русские. Когда эта жегщина развернула носовой платок с деньгами и попросила буханку, продавщица — толстая громогласная бабища закричала: «Апа! Когда по-русски научишься говорить? Учим их культуре, учим, а как были зверями, так и остались!»
Мне часто говорили: «Какая ты симпатичная. Ну не скажешь, что узбечка.» Второй этаж нашего института так и называли «ку-клус-клан», за презрительное отношение к узбекам.
Здесь во Франции я сталкиваюсь с русскими выходцами из узбекистана. Их нетерпимость к чужой культуре, их нежелание говорить по-узбекски (не надо забывать того, что этих людей — беженцев 30-х, привечали узбеки. Делили по-братски и кров и хлеб) сыграло большую негативную роль в процессе адаптации. Эти люди за 15 — 20 лет не умеют говорить по-французски. Их собственные дети их стыдятся, считая себя «французскими». Потому что уважение к русской культуре им не было привито.
Я разразилась такой тирадой к тому, что господа националисты и шовинисты, бросающие позорный для человечества клич типа «Бей жидов!», в один прекрасный день могут запросто оказаться в роли этих «жидов».
У нас больше нет возможности отвечать злом на зло. Мы на самом краю.
Я во Франции очень часто сталкиваюсь с русскими, голосующими за крайне правых. Как правило, выбор мотивируется тем, что «достали эмигранты». Неужели сложно понять, что в тот самый момент, если он наступит, делить эмигрантов на условно говоря плохих и хороших никто не будет?
Парижанка, Вы точно подметили тенденцию. Что интересно, мы с Лолой посвятили нашу следующую беседу именно этой теме — настроениям и отношениям иммигрантов друг к другу.