Почему трагедия «Charlie Hebdo» так всколыхнула Западный мир, несмотря на то, что в нем далеко не каждый является безусловным поклонником их карикатур? В покушении на свободу выражения мнений представители западной цивилизации усматривают угрозу своей идентичности.

Фото: synecdocques.blogspot.com

Это отнюдь не случайное совпадение, что новой целью террористов стал французский сатирический еженедельник «Charlie Hebdo». Сатира не уважает статус, не признает авторитеты, дерзка и агрессивна. Но она не превращает в свою мишень известные личности, социальные институты и религии без всякой на то причины. В самом абсолютном смысле сатира есть не только суть карикатуры, но средство противостояния угрозе свободы выражения мнений в наиболее бескомпромиссной форме.

«Наша политическая идентичность проявляется в слове»

«В Европе мы понимаем политику как дискуссию, — объясняет Ульрих Хальтерн, профессор европейского и межународного права фрайбургского Альбрехт-Людвигс-Универститета в своем комментарии швейцарской газете Neue Zuercher Zeitung , — как политическое сообщество мы существуем в общении, так сказать в коллективной полифонии». Именно в ходе общения выстраивается политическая идентичность, обеспечивающая работу политического корпуса и согласованность его составляющих. Дискурс, дискуссии, речь, слово и текст заменили магию («corpus mysticum»): разговор стал социальным «цементом» общества. «Кто хочет «достучаться» до коллектива, должны искать путь к нему через текст: мы позиционируем себя как конституционные патриоты», — констаритует Хальтерн. Государство в его современном западном понимании – это голос, а не тело. И формулирование правил общежития предполагает плюрализм мнений.

Тексты открыты для интерпретации и толкования. Что порождает новые тексты, которые в дальнейшем также подвергаются интерпретации и толкованию. И формирует политическое тело государства – добровольные сообщества, участвующие в интерпретации и толковании текстов и свободно конкурирующие друг с другом. В этом состоит кардинальное отличие современного государства от его древнего аналога, в котором один человек навязывал свою цель политическому сообществу. Сегодня политический вектор определяется новыми смыслами индивидуального достоинства, проявляющиеся в свободном обмене мнениями.

Фото: de.euronews.com

Плюразизм мнений — это ядро западного понимания политики. «Мы защищаем эту какофонию, которая формирует политику только через свободу выражения мнений. Как политическое сообщество мы существуем только в разговоре. Наша политическая идентичность проявляется в слове: Мы те, кто мы есть, потому что мы говорим, пишем, рисуем, общаемся и спорим», — убежден Хальтер. Конечно, это чрезвычайно сложно – прийти к единству через такое многоголосие. Но ведь общество — не монолит, а по правилам дирижруемый полифоничный хор, в котором важен каждый голос. В своем расширении индивидуализации Запад достил таких высот, что в некоторых случаях поступился силой коллектива. И это трение между властью коллективных верований и индивидуалистической рациональностью высвобождает энергию, которая также может быть и с патологическим зарядом.традиции и обычаи

«Сатире необходимо табу, которое она сможет сломать»

«Сатира в наше время достигла своего апогея в индивидуализации. И стала воплощением нашего индивидуалистического понимания политики, правительства и нас самих», — так Хальтер определяет роль сатиры в современном обществе. Хальтеру вторит Марк Цитцманн в статье «Искусство и риск сатиры» , опубликованной в Neue Zuercher Zeitung от 8 января 2015 г.: «Сатире необходимо табу, которое она сможет сломать». Она всегда отражает особую позицию, заострена в чью-то сторону, причины ее возникновение не всегда хороши и, порой, в своих призывах к свободе слова она утрачивает хороший вкус. Она выражает свое мнение субъективно, несправедливо, а иногда и травмирующе. Она издевается над коллективными верованиями, особенно если они сильно укоренены в сознании.

«Почему жизнь не такая, о какой мы мечтаем: наполненная поэзией, спокойная, рассудительная, философская, противоречивая, но такая, чтобы каждая разница во мнениях, каждая перепалка после жаркого обсуждения могла бы раствориться в бокале красного вина , а — не в луже крови?» Таким вопросом задался экономист и журналист Бернард Марис в предисловии к сборнику исторической хроники за период с 1992 до 2012, снабженному в качестве иллюстраций карикатурами от «Charlie Hebdo». Марис, который вел колонку для этого сатирического еженедельника под псевдонимом «Oncle Bernard» («дядюшка Бернард»), выступая против «общества потребления» и «капиталистического фурора». И который стал одним из двенадцати жертв кровавого теракта, совершеного в парижском офисе редакции, каких не было во Франции с 1961 года.

Но если бы жизнь была такой, как о ней мечтают сатирики, возможно, им бы тогда не хватало огня для их пламенных памфлетов и обжигающих карикатур. Ведь сатира превращается в огниво от трения с реальностью: она возникает из несоответствия между идеалом и действительностью, выбивая искры творчества «на злобу дня». Именно это и определяет жанр сатиры — для аргументированной дискуссии и холодного анализа есть иные средства. Немногие французские издания имеют репутацию «сатириков без тормозов», какую приобрел «Charlie Hebdo» уже в ноябре 1971 года, тогда еще называвшийся «L’Hebdo харакири» («L’hebdo hara-kiri»). Трагедия 1 ноября 1971 года в гренобльском танцклубе, унесшая  146 жизней, «вдохновила» сатирический еженедельник 8-мью днями позже отреагировать на смерть Шарля де Голля заголовком — «Трагический бал в Коломбе – 1 смерть» («Bal tragique ? Colombey – 1 mort»). После чего журнал сразу же запретили – через некоторое время он снова появился в печати уже под названием «Charlie Hebdo».

Да, сатира французского издания «Charlie Hebdo» просто зашкаливает. И если задасться целью обнаружить истоки очень специфической разновидности юмора, присущей «Charlie Hebdo», они явно не восходят к традиции классического Просвещения — сатиры Вольтера. Не умаляя, «взрывную силу» каритуратур этого еженедельника, с точки зрения их стиля и аудитории, которой они адресованы, они, скорее всего, ассоциируются с граффити в туалетах, нацарапанных древне-римскими легионерами, а также с непристойными памфлетами времен Великой Французской Революции, в которых Марию-Антуанетту и Людовика XVI ядовито высмеивали как шлюху и слабака. Эта традиция поддерживается борьбой «низов» с «верхами», вызывая у простого народа детскую радость особенно от всего того, что находится ниже пояса и представлено в скабрезной форме. Их герои – негодяи всех мастей, воинствующая гопота и лицемерные священники. Их враги — авторитаризм и клерикализм, коррупция элит, потребительский бум, издевательства над животными, загрязнение окружающей среды, но особенно расизм во всех его формах.

Аллергия на пафос во всех его проявлениях

Было бы грубым искажением действительности рассматривать «Charlie Hebdo» прежде всего как рупор критики воинствующего ислама. Пушечный огонь еженедельника, в отличие от террористов, — чисто виртуальный, его залпы бьют по разным целям. Кредо журнала – политическая карикатура. И рано или поздно их мишенью становится любая «инстанция», любой представитель власти — но только ужас бомбардировки сводится к буквам и картинкам. Что и происходило в течение двух десятилетий после восстановления издания в 1992 году (с 1981 по 1992 еженедельник не выходил из-за финансовых проблем). Конечно, этот журнал явно не для нежных чувствительных созданий – здесь юмор нередко заходит за рамки вкуса и такта, одним словом: без тормозов.

Их мишенями являются представители политического олимпа, звезды шоу-бизнеса, мира искусства и большого спорта. Но под постоянным прицелом сатириков неизменно оказываются три мировые религии – иудаизм, христианство и ислам. Именно из-за этой категории карикатур «Charlie Hebdo», начиная с 2006 года, подвергается кибер-атакам и угрозам смертельной расправы со стороны религиозных фанатиков. И в сентябре 2011 года после публикации карикатуры на пророка Мухаммеда редакцию журнала подожгли.

И вот новый кровавый акт, унесший 12 жизней. Но, прощаясь с убитыми сотрудниками «Charlie Hebdo» и выражая соболезнования их родственникам и близким, стоит все же воздержаться от громких стенаний и воинствующей ярости. У Стефана Шарбонье, Жана Кабю, Жоржа Волински, Бернара Мариса, как и у их коллег была аллергия на пафос во всех его проявлениях. А также к ложным выводам. Как сказал, шеф-редактор «Charlie Hebdo» после поджога редакции: «Самое страшное, что из-за этих трех кретинов теперь все мусульмане Франции рассматриваются как фундаменталисты».

Поэтому лучшим памятником погибшим будет мир и отсутствие напряженности в отношениях между мусульманами и немусульманами во Франции, да и во всем мире в целом. И каждый может в это внести свой вклад. Лучше всего, как мечтал «Дядюшка Бернард» — с бокалом красного вина в руке.

Фото: www.theguardian.com

Светлана Александрова Линс

____________________________

При перепечатке и копировании статей активная ссылка на журнал «В загранке» обязательна.

Адрес статьи: https://vzagranke.ru/mentalitet/kult-pro-svet/satira-kak-kamerton-svobody.html

Понравилось? Подписывайтесь на журнал прямо сейчас:

(посмотреть видео Процедура подписки)

назад к выпуску >>

к рубрике >>