Литература
«Домик фей»
На пятый день моего сражения с болезнью парацетамол окончательно перестал действовать. Несмотря на всыпаемые внутрь ослабевшего тела порошки, температура жила своей синусоидной жизнью. В течение пары часов я то нагревался до 39 градусов, то охлаждался до 37.
Однако главной проблемой стал сухой кашель. Стоя на посту, я каждые три минуты оглашал округу хриплым карканием. Это превращало наш «секрет» в пародию, но я старался держаться.
Не выдержали мои напарники.
- Командир! - взмолились они. - Увезите его отсюда! По тем звукам, которые он издает, нас могут найти диверсанты. Да что там диверсанты - по этому кашлю можно навести «грады» из самого Донецка!
Капитан внял просьбам. И тем же вечером я с попутной «газелью» отправился в Запорожье для рихтовки и техобслуживания.
Мы выехали, когда уже стемнело. Несколько молодых Нацгвардейцев только что провернули дерзкую операцию прямо на глазах у путиноидов и всю дорогу возбужденно её обсуждали. Только раз они обратили внимание на меня:
- Что у тебя?
- Да хрен его знает. Надеюсь, что не ковид, - просипел я в ответ.
Парни коротко обсудили трусость короновируса, сбежавшего из Украины от войны, замолчали и сосредоточились.
Мы подъезжали к Запорожью.
За дни, проведённые мной в полях, родной город изменился до неузнаваемости. Ярко освещенные улицы, по которым я еще пару недель назад прогуливался с семьей, накрыла черная вуаль светомаскировки. Из мрака то и дело выныривали блок-посты, ощетинившиеся противотанковыми ежами. На каждом из них мы притомаживали, и водитель называл пароль.
Особых вопросов к гвардейцам у теробороны не возникало. Но вот заросшее щетиной, хрипящее существо с зеленым лицом и в грязно-драном тулупе неизменно привлекало внимание.
- Это что? - спрашивали постовые, косясь на автомат в моих руках.
- Наш, захворал, в санчасть везем! - весело отвечали путешественники.
- А-а... - недоверчиво тянули теробороновцы, но машину пропускали, провожая ее настороженными взглядами.
В санчасти мне выдали пригоршню таблеток и отправили спать на матрас, который после автобусрого сиденья показался мне королевским ложе.
Через пару дней я снова почувствовал в себе силы ходить, и даже носить бронежилет. Начальство это заметило и решило использовать свежевоскрешенную боевую единицу на благо службы. Меня начали ставить в наряды.
Стоять на обычном ночном посту и грозно вопрошать пароль - совсем не сложно, но скучновато. Куда интереснее мне как журналисту было дежурство в «домике фей» - так в части неофициально называлась гауптвахта. Происхождение такого названия никто из опрошенных мной военных пояснить не смог. Но эта причина уж точно не крылась во внешнем облике гауптвахты.
«Изолятор» представлял собой две маленькие узкие камеры с небольшим тамбуром. Дверь из тамбура выходила на склад запчастей для техники вперемешку с разным хламом вроде старых поддонов, новых гирь и пустых огнетушителей. В недрах этого хлама крысы, судя по громким звукам, устраивали по ночам фитнес-тренировки, переходящие временами в борцовские поединки.
В камерах «отбывали срок» пьянчуги, воришки, бузотеры (не желающие подчиняться приказам) и «лыжники» - то бишь, дезертиры. Потенцеиальных диверсантов и наводчиков в случае поимки сразу передавали в СБУ. Помещение переобородовали в, собственно, гауптвахту относительно недавно. Даже не все офицеры были в курсе о новой функции склада, что порой приводило к весьма забавным ситуациям.
...Стук в железные ворота.
- Кто? - вопрошаю я, разглядывая сквозь окошко рослого и безоружного бойца в камуфляжных штанах и гражданской футболке.
- Разведчик, - коротко говорит тот. Как истинный разведчик, назвать свое засекреченное имя он нужным не посчитал.
Шо ж, пусть будет разведчик. Открываю ворота.
- Что вы здесь делаете? - спрашивает разведчик.
- Охраняем арестантов, - отвечаю.
- Каких арестантов? - удивляется разведчик, заглядывает в камеры и начинает смеятся. То, что на гауптвахте сидят арестанты, его откровенно забавляет. Затем боец с легкостью подхватывает две 16-килограмовые гири и удаляется упругим шагом.
...Снова стук в ворота. За ними стоит группа военных в засаленной одежде.
Открываю. Во двор вихрем врывается чернявый офицер и сразу начинает наседать:
- Кто такие? Кто вас поставил? Вы что, бухаете здесь?! - он бомбардирует нас с напарником вопросами, как украинская артиллерия - аэропорт в Чернобаевке.
Отвечать мы не успеваем, что раззадоривает офицера еще больше. Он проходит к камерам, открывает одну из них и набрасывается на арестантов:
- Что вы здесь делаете? А?
- Э-э... Сидим, наверное, - отвечают они растерянно после некоторой паузы.
Офицер резко закрывает дверь и выходит на склад.
Там он пристально смотрит на нас и неожиданно выдает:
- Что, запчасти воруете?!
Для меня куда большую ценность представляют пустые огнетушители, чем непонятные армейские железяки, в чем я с жаром и заверяю офицера. Он вроде бы верит, навьючивает на пришедшую с ним команду центнер металла и удаляется, напоследок (по моей просьбе) представившись.
Позже я узнаю, что это хороший специалист, который просто очень переживает за вверенный ему участок службы.
...Арестанты охотно рассказывают о своей невиновности и ошибке, которая вот-вот раскроется. Они ведут себя смирно, о побеге не помышляют, буйств не устраивают. Некоторые были в АТО в 2014-2015 годах и, видимо, спутали тогдашнюю вольницу с реальным военным положением.
Но спокойствие рассеивается с прибытием на гаптвахту 48-летнего Станислава.
У нового арестанта - шрам через все лицо, обожженные руки, псалтырь в кармане и зычный голос. Он - бывший заключенный, наркоман, алкоголик и артиллерист, ни разу не стрелявший из пушки.
Станислав может часами распевать в камере песни - вне зависимости от времени суток. В его репертуар входит блатняк («хочу обнять тебя, моя пацаночка»), дембельские песни («ковыляй потихонечку, а меня ты забудь») и другие баллады обиженных жизнью («за что вы бросили меня, за что? где мой очаг, где мой ночлег?»).
В перерывах между концертами он потчует сокамерников и постовых рассказами о собственной жизни. Станислава вовсе не смущает, что отдельные рассказы он повторяет уже десятый раз.
- Когда я сидел, в охране прапорщик был хороший. Он мне даже воду приносил...
- Да не тырил я ту гуманитарку! И автомат уже хотел от грязи отмыть, но этот капитан придолбался...
- Знаешь, как я руки обжог? Мы с пацанами бухали в частном доме. Сначала пиво, потом водку с коньяком. Потом - какую-то херню, не помню, какую. А потом я заснул в обнимку с горящей печкой. Хорошо, что хозяева разбудили, а то бы сдох.
Через неделю Станислав достал всех: соседей по гауптвахте, постовых и офицеров. Руководство части жаждало от него избавиться, но «певун» сопротивлялся: «Я служить хочу!».
Наконец под благовидным предлогом его отвезли в военкомат, откуда в тот же день комиссовали.
Станислав отправился на родной Кичкас, где его уже поджидали старые друзяки с очередным горячим - или даже горящим - банкетом.
А в части все вздохнули с облегчением, будто избавились от зудящего нарыва.
Богдан Василенко
При перепечатке и копировании статей активная ссылка на журнал «В загранке» обязательна.
Адрес статьи здесь
