Истории переезда
Как я эмигрировал в Германию
Этот пост переносит меня на десять лет назад. В мои первые эмигрантские дни в Германии. Кто-то въезжает в благословенный капиталистический мир через сверкающие ворота аэропорта, желтый мерседес такси и пятизвездочные отели. Я же влез сюда через жопу (лексика автора сохранена - прим. ред) , в статусе отбросов общества побывал в клоаке мира. Вы смутно понимаете, что не все так безукоризненно благополучно здесь, как ведают нам глянцевые журналы.
Я никогда не считал себя евреем. Не гордился тысячелетними корнями своего народа, не относил себя к избранным, не интересовался историей Израиля, не ходил каждое воскресенье к тете Любе кушать лыких(1) и эссигфлейш(2). Все из-за отца - одного из горстки евреев-военнослужащих в советской армии. Из-за службы отца мы оказались в суровом, степном Азербайджане, вырванные из местечкового еврейского мира, зоны оседлости, где до сих пор родители семнадцатилетней Ривочки водят ее в гости на смотрины к троюродному брату Сёмочке.
В Азербайджане мое еврейство всплывало очень редко. Я собственно смешался в русскоязычной массе своих сверстников в военном городке. В Азербайджане существовали два врага: русские и азербайджанцы. И я с остальными русскоговорящими был по одну сторону баррикад.
Еврейство всплывало иногда, когда отец украдкой рассказывал мне о своем племяннике Валерике, который в семидесятые уехал в США и одним своим присутствием там угнетал негров. Говорить об этом было нельзя, особенно в армии. И даже я со своим языком-помелом, молчал и хранил свое проклятие.
Еврейство стало все чаще всплывать после возвращения на Украину, когда советский Союз уже трещал по швам, а из Азербайджана на Родину стали вывозить цинковые гробы с "охранниками дружбы народов".
На Украине сразу стало все на свои места: с фамилией Бланк в своем девятом классе я выглядел словно неудачно полинявший заяц на снегу. Одноклассникам не нужно было даже заглядывать в классный журнал со списком учащихся на последней странице, чтобы увидеть мое клеймо.
При этом причину ненависти к евреям мне так толком никто объяснить и не пытался. Кулаками вообще трудно что-либо объяснять. По этому поводу родственников становилось все меньше, а вместо них стали приходить какие-то неведомой красоты и качества фотографии из дальних миров. Яркие краски фотобумаги стали маленьким окошечком в какой-то неведомой красоты и благополучия мир Запада.
Заграничные родственники не присылали нам фотографии небоскребов Манхэттена, Бруклинского моста или Храма в Иерусалиме. На фотографиях вызывающе глядели на украинских голодранцев какие-то эльфийской красоты люди в невиданных одеждах, обнимающие громадные телевизоры в своих ухоженных квартирах. Фото-глянец демонстрировал мне их холодильники, забитые яркими упаковками. Впрочем, и этой скудной информации было достаточно, чтобы навсегда поверить в лучшую жизнь там, за бугром с березками.
Иногда продукты с холодильника выскакивали из фотографий блоком жвачки или "сникерсов" в заклеенной марками бандероли. То, что иногда пропускали загребущие лапы украинских незалежних таможенников и почтовиков. Ей Богу, это был второй Ленд-Лиз!
Не часто гибель одного человека, даже гибель насильственная, жестокая, несправедливая, вызывает такую бурю во всем мире, как гибель Джорджа Флойда. Это имя, при жизни Джорджа известное только его близким, теперь знает подавляющее большинство жителей Земли. Протесты из США перекинулись в Европу, в британские доминионы.
Часы эти имеют свою историю. Мне их привез мой американский родной дядя. Он работал грузчиком и спиздил их у какого-то мексиканца. Это была моя главная реликвия. Настоящий Rolex, золотой, с бриллиантами, со всеми подтверждающими подлинность печатями на задней крышке. Ремешок был очень большой, но уменьшить его стоило денег, поэтому они болтались на руке, как презерватив на карандаше. Я их отказался продавать за 300 долларов. Надеялся, что они пригодятся на черный день. Приехав в Германию, я однажды от нечего делать свинтил заднюю крышку и долго тупо смотрел на надпись на механизме "made in China".
Прошло еще несколько лет, мы слегка отъелись на заграничных бандеролях и уже имели наглость выбирать Миры для будущей жизни. За океан уже не очень-то и хотелось. Американские родственники, то ли желая нам исключительно добра, то ли не желая нас там видеть, пугали ужасами местной жизни "не все так добре там, Яшенька, у меня уже мигрень на почках из-за ностальгии". Альтернатива приехать и тут же сесть за руль нью-йоркского такси, меня, выпускника житомирского вуза с красным дипломом, уже не прельщала.
На горизонте появилась пышащая здоровьем и социальной халявой, географически гораздо более близкая Германия. Поэтому собеседование в американском посольстве в Москве мы благополучно завалили. Я получил грин-карту, но папа взял за грудки сотрудника посольства - поляка, который заявил ему, что "жид" - это не оскорбление и не канает в качестве довода для статуса политического беженца.
Москва запомнилась мне многоэтажками до облаков, азербайджанским рынком на Тимирязевской и наличием у каждого прохожего мобильного телефона. Вернувшись в Житомир, я на два месяца стал гвоздем любого мероприятия нашего двора со своими небылицами о Москве.
Мама, тем не менее, ходила по ОВИРам и собирала бумажки "на Германию". С Америки и Израиля шли проклятия на нашу семью "ви что идиоты в Германию ехать?! Там же Гитлер был! Будет вам на ваши яйца новый холокост!" Но к себе по-прежнему никто не звал.
А вот Германия, извиняясь за события пятидесятилетней давности, позвала. Бумаженцией на непонятном языке с неприличным количеством согласных в длиннющих словах, с одноглавым орлом (похож на фашисткий!) и с нашими именами. Приглашали в какой-то очень далекий город Гамбург. У самого синего моря.
Немногие наши немецкие родственники "угрожали" социальной халявой в виде кучи денег, бесплатной квартиры и образования. "Яши! Приезжай! Здесь за все платит сациаааал(3)!" - кричал в трубку моему отцу наш дальний родственник из Магдебурга дядя Ленык, пришибленный на всю свою плешивую голову великовозрастный балбес, однажды прославившийся на весь Житомир тем, что обосрался в лифте. "Хватает и на покушать, и на мыкеев(4)!" заливался дядя Ленык, раскрывающий нам свои нехитрые радости в жизни.
"Прощай Америка, оооо, мы здесь не будем никогда", - пел Бутусов в моем плейере от бабушки из Америки. Лето 2001 года прошло в хлопотах: продажей квартиры и нехитрых пожитков, спешной моей женитьбы на давней школьной любви.
Еще я расстался со своим рахитичным доберманом Джесси, которую я когда-то спас от голодной смерти и которая стала для меня единственным другом. Через год после разлуки собака у новых хозяев почему-то умерла, максимально отдалив меня от ворот Рая...
Последнюю ночь перед передачей ключей квартиры новым хозяевам мы спали на чемоданах. Вернее, я всю ночь пялился на дырку в стене, которая, оказывается, всю жизнь жила за шифоньером:
Прощался со старой жизнью и радовался новому приключению. То, что ждало нас завтра, нельзя описать меметичным "чемодан-автовокзал-автобус-Дойчлянд". Да я и представить себе не мог, что ждало нас завтра...
_________________________________________________________
(1) еврейский яблочный бисквит
(2) еврейское кисло-сладкое жаркое
(3) имеется в виду "Sozialamt". Государственное учреждение в Германии, ответственное за выплату социальной помощи.
(4) "проституток" - идиш.
При перепечатке и копировании статей активная ссылка на журнал «В загранке» обязательна.
Адрес статьи здесь
Великолепно, прочла на одном дыхании. Спасибо. Буду ждать продолжения.