С.Александрова Линс «Сыр в шоколаде: моя жизнь в Швейцарии»

Часть III

Глава 48  «Остановись, мгновенье…»

И снова я в нашей деревне, по которой соскучилась за месяц. Поездка на родину не только принесла долгожданную встречу с родителями, но и помогла мне отчетливо понять, что мой дом теперь здесь, в окружении альпийских гор, завораживающих своей величественной красотой и излучающих особое «тибетское» спокойствие. А, ведь, чувство дома — одно из самых важных «координат» жизни каждого человека.

Арлетт, завидев нашу машину на парковке, пришла с девочками к нам, как всегда, с доброй половиной шоколадного бисквита и пакетом огромных кабачков. Она постоянно что-то пекла. А все лето еще и варила конфитюры, и делала всякие заготовки на зиму. У ее родителей был большой фруктовый сад, а сестра вышла замуж за фермера, который снабжал всю округу овощами, отбракованными супермаркетом из-за своих гигантских размеров. Мы с Линсом, благодаря Арлетт, тоже оказались членами этого хлебосольного «потребсоюза». И всегда вносили в него свою лепту нашими соусами и салатными заправками. Да, в деревне жить проще.

Линс тут же распорядился принесенными дарами: «Тебе, Света — кабачки, они о-очень полезные. А мне – сладкое» и отхватил ножом здоровенный кусок пирога. Кто бы спорил… Я же сразу отметила про себя, что Арлетт изменилась в лучшую сторону, просто похорошела. Но я не подала виду. Что-то подсказывало мне: не стоит проявлять бурных эмоций и расспросов по этому поводу. Хотя очень хотелось, чисто по-женски, и совсем неделикатно восхититься: «Ну, вот так ты выглядишь просто супер!» Вместо «тетеньковской» прически у нее была короткая стрижка «а ля тиффози». С ней Арлетт выглядела, как минимум, лет на десять моложе и в отлично сидящих черных джинсах смотрелась настоящей француженкой. Мы радостно обменялись приветствиями, я раздала привезенные ей и девочкам подарки.

Когда девчонки побежали играть на улицу, Арлетт сама завела разговор об изменениях в своей внешности. Тогда я узнала, что уже больше года она борется со злокачественной опухолью молочной железы. А прежняя прическа была обычным париком, подобранным точь-в-точь в цвет и по фактуре ее волос. Арлетт прошла все этапы сложного и временами мучительного лечения, в том числе и химиотерапию. А последние четыре месяца ежедневно ездила в Берн на какую-то новейшую процедуру, сеанс которой длится всего лишь минуту. Но теперь все позади, и главное — она прекрасно себя чувствует.

Не сказать, что меня очень поразил рассказ Арлетт о ее недуге. К сожалению, раковые заболевания – одна из трагических примет наших дней. И болезнь эта меняет не только физику человеческого организма, но, что не менее печально — и психику человека. Многие озлобляются на весь мир, уходят в тяжелую депрессию, замыкаясь в себе и не понимая, что этим лишь усугубляют свое состояние, не говоря уже о чувствах родных и близких, страдающих рядом с больным не меньше него самого.

Арлетт же – молодец! Она не пала духом, к тому же сохранила доброе отношение к людям, интерес к «жизни самой» и активный ее образ, в котором находилось время и место всему – работе в саду, игре в бадминтон, сбору лечебных трав на альпийских лугах, походам на деревенские праздники и уютным вечерам в кругу друзей за рюмочкой ликера. Арлетт ни на минуту не переставала строить жизненные планы и была открыта всему новому. На чем мы с ней сошлись и подружились…

А моя жизнь по возвращении с родины быстро вошла в привычную колею. Начало лета не будоражило событиями, если не считать необычного для этого сезона снегопада. Но как объяснил Линс, для Бернского высокогорья, где мы жили тогда, это — нормальное явление. Меня же такой климатический вираж очень удивил и явно не обрадовал. Снег, правда, быстро сошел, но почти неделю стояла холодная ясная погода с пронизывающими насквозь ветрами. В такие моменты я особенно отчетливо ощущала себя неисправимой южанкой. Да и душе моей гораздо ближе средиземноморские пейзажи Швейцарии, нежели ее каменистые горные склоны с арктическими мхами и пригнутыми к земле карликовыми деревцами.

Тепло все же пришло. И как сейчас помню, 1-го июля мы возвращались от Штутсов. Солнце весело играло бликами на стеклах нашего авто, пробиваясь сквозь густую листву деревьев, мелькающих по обочине дороги. Привычно мурлыкало радио, за спиной мирно посапывала Гейша. А мы с Линсом с удовольствием хрустели вафельными корнетами ванильного мороженного. И, заглатывая очередную порцию ароматного лакомства, я поймала себя на том, что мне абсолютно хорошо. То есть, лучше и быть не может. В такие минуты жизни так и хочется воскликнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» И тут же к состоянию счастливого парения примешивается холодок страха: ведь, недаром эти слова принадлежат Фаусту, который произнес их, заключая сделку с дьяволом…

Да, предчувствие меня не подвело… Буквально через несколько минут на сотку Линса пришло сообщение от Арлетт: «Анализы показали наличие раковых метастаз по всему телу. Врач констатировал бессмысленность дальнейшего лечения. Я не хочу никого видеть. Надеюсь на понимание». Это звучало как несправедливый приговор. Я несколько раз перечитала текст и никак не могла его принять, сомневаясь, что верно поняла смысл. Меня шокировал вердикт врача, его непонятная и противоестественная по своей жестокости прямота. И как только врач мог такое произнести!

Конечно же, я собиралась сразу же по возвращении домой кинуться к Арлетт, чтобы ее поддержать, успокоить, просто быть рядом с ней… Но Линс меня остановил: «Она всем разослала уведомление, что никого не хочет видеть. Ты не можешь к ней пойти». От состояния полного бессилия мне стало еще хуже. Всю следующую неделю я наблюдала за подъездом дома Арлетт, надеясь, что она все же выйдет на улицу, и я смогу с ней поговорить. Но тщетно.

Да и наш двор, еще несколько дней назад напоминающий веселый муравейник, враз опустел, став чужим и неуютным. Только изредка я замечала, что что Мелани и Кьяра сиротливо и как-то неприкаянно бегали по детской площадке. В моей памяти не сохранилось от того лета ни одного солнечного дня после страшного известия, полученного от Арлетт…

Удалось увидеть ее мужа, Петера. Я его спросила: «Как Арлетт?» Он был подавлен: «У нее ничего не болит, но слова врача сделали ее жизнь невыносимой , — и тяжело вздохнув добавил,- да и нашу тоже… Она в полной прострации от горя, даже детей не могу с ней оставить. Она никого не замечает… А мне надо ехать на работу». Он выглядел осунувшимся и почерневшим. «Приводи девочек ко мне, я за ними присмотрю», — с готовностью предложила я. «Спасибо, Света, пока сами управляемся. Завтра приезжают родители Арлетт, ее саму тоже в таком состоянии нельзя оставлять одну», —  в голосе Петера угадывалась печаль и растерянность.

Всю следующую неделю, пока у Арлетт жили ее родители, она так и не выходила из дома. Но как-то поздним вечером, когда уже Петер вернулся из поездки, я заметила, что Арлетт спустилась вниз посидеть на скамейке во дворе. Тут я не удержалась и осторожно присела напротив. Она не ушла. Я поздоровалась. Арлетт хоть и без энтузиазма, но на приветствие ответила. Не помню дословно наш разговор, но я убедила ее прийти на следующий день ко мне. Несмотря на языковые трудности, у меня было огромное желание ей помочь.

Я заранее подготовилась к нашей встрече, отобрав несколько упражнений, помогающие выйти из депрессии, которые переложила на графические комбинации, чтобы объяснить их Арлетт на английском. И попробовать хотя бы раз эти упражнения с ней проделать. Но из этого ничего не получилось.

Арлетт пришла, что меня очень обрадовало и обнадежило. Но пришла она вместе с девочками. Они, играя, постоянно дергали и отвлекали ее. Хотя ей и без этого было трудно сконцентрироваться на моих словах. Но все же мои схемы она забрала с собой, пообещав, что попробует их применить. Тогда я остро почувствовала недостаток моего владения немецким – мне не давалось объяснить многие психологические нюансы, а Арлетт плохо воспринимала английский.

Через несколько дней ее поместили в неврологическую клинику. Перед отъездом она зашла ко мне попрощаться и сказала, как бы извиняясь: «Все, что ты для меня написала — верно. Я показывала твои упражнения невропатологу, который направил меня в клинику. Но у меня нет сил справиться самой…»

В клинике ей пришлось пробыть долгие 3 месяца. Вернувшись домой, она выглядела прежней Арлетт, разве что немного спокойнее и без былого искрящегося блеска в глазах. Но она снова была поглощена своей семьей и детьми, которые порядком истосковались по материнскому теплу и заботе. Такой я ее и запомнила: в предрождественских хлопотах, украшающей елку и мастерящей с девочками подарки для всей многочисленной родни и друзей.

И что до сих пор меня удивляет, Арлетт до последних дней жизни отличало хорошее самочувствие, ее не мучили боли. Только за три дня до смерти она занемогла и слегла с температурой. Внешне это выглядело как обычный грипп. Но на второй день она уже не смогла есть и практически за одну ночь сгорела.

После того, как врачи отказались ее лечить она прожила еще 8 месяцев…

__________________________________________________
Перепечатка глав книги по договоренности с автором с указанием активной ссылки на журнал «В загранке».

Адрес главы: https://vzagranke.ru/zhizn/syr-v-shokolade/glava-48-ostanovis-mgnovene.html

Понравилось? Подписывайтесь на журнал прямо сейчас:

назад к выпуску >>

к рубрике >>