Столица мира. Императоры и папы, злодеи и герои, распад и возрождение — этот город пережил все капризы истории. В Риме причудливо уживаются традиция и современность.
На семи холмах
Бесконечный людской поток. Шумные, разгоряченные от летнего зноя, они всего в нескольких метрах от фонтана Треви, святого места для любителей селфи. Но, подвигаясь дальше и попадая в небольшую церковь в стиле барокко, они замолкают.
Мраморный пол, фрески в светлых тонах, рассказывающие об Иисусе, который благословляет, умирает, мечи, сражения, боль и ангел. Над алтарем поднимается темный крест. Когда-то он украшал церковь Сан-Марчелло, которая в 1519 г. полностью сгорела во время ночного пожара. На следующий день люди обнаружили в целости лишь этот крест. Неповрежденный. Они думали — сохраненный богом. И во славу этого чуда построили часовню Пресвятого Распятия (Santissimo Crocifisso).
Гибель сменяет спасение – далее следует благодарность — а затем благословление. Таков порядок вещей в столице мира (Caput Mundi), этом уникальном, все пережившем, всеохватывающим городе. По преданию, его основатель — Ромул, сын Марса, вскормленный волчицей, он убил своего брата, выбирая место для новой колонии, из того поселка получилась впоследствии гордая и непреклонная столица. На семи холмах неполадеку от моря — Палатин, Капитолий, Авентин, Целий, Эсквилин, Виминал, Квиринал — их названия нужно читать вслух, петь, каждый из них особенный. Места пап, князей, шлюх, ремесленников, влюбленных — и над ними синее небо, а внизу зеленый поблескивающий в лучах солнца Тибр.
Этот город претендует на вечность. Вечность красоты. Вечность прошлого. Вечность света. Божественную вечность. Но вечность имеет еще одную грань.
Привычный шум дневной улицы. Деревья в цвету, свисающие над старыми стенами глицинии. Пожилой мужчина едет на велосипеде по переулку. Позади несется мотороллер, нетерпеливо сигналя, «Идиот!» Велосипедист приходит в штопор, водитель моророллера останавливается буквально на мгновение, постукивает пожилого сеньора по плечу и отдает купюру в пять евро. Мужчина берет потерянные деньги, восклицает: «Grazie mille!» («Большое спасибо!»). Мотороллер уносится прочь.
На территории Большого цирка (Circus Maximus – самый большой ипподром в дневнем Риме) молодежь играет с фримби (летающий диск).
Во времена античности здесь, недалеко от Колизея, на гонки колесниц собиралось до 50 тыс. горластых болельшиков. Чем выше по сословию господин, тем ниже его место на трибунах. И что, самые знатные гости оказывались под толстым слоем пыли, во всяком случае некоторые из них? Тут же рядом они отмывались в термах Каракаллы, банях с подогревом полов, украшенных скульптурами, оснащенных библиотеками и комнатами отдыха. Римская знать до сих пор немного тоньше и изысканнее, чем остальная часть мира.
Богатство Ватикана
Вечер, территория ордена иезуитов, сад с видом на собор Святого Петра. Отец Гумпель, ему сейчас 93 года, приехал в вечный город 71 год назад, советник нескольких пантификов, ответственный за канонизации и беатификации, свободно владеющий латынью, сидит, сложив руки, на белом пластиковом стуле и рассказывает: «Конечно, у Святого Престола большое богатство. Но декаданс? Нет, в мое время большинство были самыми благочестивыми, смиренными слугами Бога. Хотя… хорошо. Хотя и тогда должен я был быть осторожным. Однажды я попросил у одного служителя один документу для моей научной работы. Когда он не предоставил его мне, я спросил, почему, и он мне сказал: «Если вы дадите мне полмиллиона лир, получите его в течение трех дней». Но с такой наглостью я редко сталкивался». А на вид его можно было принять за трудолюбивого, умного монсеньора. Но можно ли остаться скромным, находясь в курии, собственность которой оценивается во много миллиардов евро?
Богатство Ватикана отражается не только в лимузинах апостольских мужей, золоте церквей и дворцов Святого Престола, но, в первую очередь, в его музеях. Быстрой походкой Барбара Ятта проходит мимо сотни работ Бернини, Рафаэля, да Винчи, Караваджо, расположенных в исторической последовательности, пока, наконец, не оказывается под сводчатым потолком. «Посмотрите, для меня это характерная вещь для понимания Ватикана», — говорит директор музея. Она показывает, аллегорию искусства 19-го века, изображающую картины, скульптуры, и там, внизу, на самом деле: фотоаппарат. «Камера!» Восклицает Барбара Ятта, «из этого видно, что здесь всегда открыто для новой противоположности».
Да и сама она, так это следует интерпретировать, также является признаком открытости Ватикана. С 1 января этого года, Барбара Ятта руководит 670 сотрудниками музеев Ватикана и прекрасно оборудованной системой одной из наиболее важных и всеобъемлющих коллекций в мире. Женщина -руководитель в самый мужской из всего мужских государственных структур. К тому же в самой законстенелой. 20 лет проработала Барбара Ятта в библиотеке Ватикана, вплоть до одной пятницы мая прошлого года, когда босс спросил ее:« Хоотите взять на себя управление музеев?» В Ватикане есть неписанный закон на этот счет — если вам здесь предлагают занять пост, от него нельзя отказаться. Выйдя на работу после выходных, в понедельник, она согласилась.
И поэтому она также должна позаботиться о новом освещении в Сикстинской капелле, и решать вопрос о том, как организовать систему кондиционирования воздуха для экспонатов, размещенных на семи километрах музейных стен. Семь отделов заняты их реставрацией 200 тысяч работ, каждый из которых специализируется — на бумаге или гобеленах, на мраморе, мозаике или монетах. «Иногда мне кажется: я сошла с ума, — говорит она, — но когда рано утром я бегу через пустые коридоры, то ощущаю эти чары. Магию искусства. Магию истории. Магию места». Она не собирается что-либо революционизировать здесь. Она хочет слушать и задавать вопросы. И думать о том, как провести по музейным залам массы посетителей, чтобы каждый их них хоть в какой-то степени ощутил это очарование. Если что-то изменять, то очень осторожно, в служении вечности.
Что заслуживает вечности?
В полдень, в оживленном районе Тестаччо (Testaccio), гости наслаждаются лингуине (макаронные изделия, похожие на длинную тонкую лапшу) с соусом из вяленых помидоров, морских ежей и чашечкой кофе в недавно открытом ресторане «Romeo». Здесь колдует над блюдами Кристина Боуэрман, именитый повар, с розовой попной волос на голове. Она подает эспрессо с имбирем, объясняя, что «старое будет продолжать жить, но должно соответствовать сегодняшнему дню. Если я сегодня сделаю рагу, как его готовила моя прабабушка, мои гости не смогут выйти из дома в течение двух дней! Это слишком тяжелая еда! Речь идет о развитии традиции. Мы должны сохранить хорошее, осторожно преобразуя старое, чтобы оно отвечало нашим потребностям».
Вечером, в районе Трастевере, на площади Сан-Козимато молодежь играет в футбол, другие сидят, как 18-летняя красавица Маргарита, студентка почтенного учебного заведения. Рядом с ней на каменной скамье пластиковый стаканчик с вином, она спрашивает: «Какое решение вы бы приняли? Построить метро и уничтожить древний фундамент, и с ним — нашу историю? Или вы и дальше будете ходить пешком и так сохранять корни нашей культуры?»
Что заслуживает вечности? Что можно выбросить? Каждое поколение находит свой ответ. Христиане использовали повсеместно валяющиеся мраморные колонны римлян в своих церквях. Жители Тестаччо собрали осколки древних амфор в кучу и воздвигли холм, сегодня здесь рестораны и бары, в которых тусуется молодежь.
Барочная церковь Сан-Клементе построена на фундаменте храма 4-го века, который в свою очередь построен на фундаменте римского здания 1-го века. И так мы спускаемся в темный мир предков, где можно в тусклом свете разглядеть фрески Марии с Иисусом на руках. Она выглядит серьезной, со странной улыбкой сомневающегося человека, и вы погружаетесь глубже, глубже и глубже к журчащему источнику и, наконец, — вы стоите перед ним. Тысячи лет назад люди уже пили из него воду. В то время на свету, на поверхности. Сегодня – под пульсирующим мегаполисом.
Рим является городом слоев. После того, как экскаватор прокопает два-три метра в глубь земли, археологи требуют прекратить строительство. За каждым таким проникновением следует изменение — следует жизнь — следует сохранение — следует … да, что собственно?
В 2002 году в районе центральной части города было построено первое по-настоящему современное здание: аудиториум по проекту Ренцо Пьяно. Что могло бы и не произойти. Во время строительных работ были найдены остатки виллы 4-го века до нашей эры. Ренцо Пьяно преодолел шок — и расположил свой аудиториум вокруг нее. Жители Рима охотно им пользуются, но не любят его. Так же как и второе современное здание, музей MAXXI Захи Хадид, оно для них чужое. Железо, стекло и бетон в столице мира — как вписываются эти современные навороты в претензию на вечность?
Нелегко ужиться с вечностью
«Никогда больше», — говорит Массимилиано Фуксас, решительно глядя из-под густых бровей. Архитектор мирового класса, за три года построивший аэропорт в Шэньчжэне, в Китае! Никогда больше этот звездный архитектор не возьмется что-то проектировать для Рима. С него хватило «Нуволы», конгресс-центра в районе Еур. С его внешней стороны — жесткий короб из стекла, стали и травертина, внутри – огромное, мягкое облако, в ядре которого зал вместимостью около 1800 гостей. Строгость, разрушаемая хаосом, текучие формы — его наследие. И он, Массимилиано Фуксас, полагает: это хорошо получилось, даже более экономично, чем планировалось, поэтому вполне удалось. «Это был ад», — рассказывает его жена.
Паре пришлось бороться не с древностью, а с другой очень старой, очень темной силой: римской политикой. В начале реализации этого проекта у них родилась дочь, они планировали и уже начали вести земляные работы, а затем поддерживающий их идею мэр сменился на недруга, а затем — следующий, и следующий, и все они — один хуже другого — в общей сложности они пережили четырех главных бюрократов города, сталкивались с чванством, непониманием и заморозкой строительства.
Сегодня дочь Фуксасов — взрослая женщина, «и нынешний мэр является худшим из всех, — горестно вздыхает архитектор. — Они ничего не понимают. Они — «объекты». Политики не имеют ни малейшего представления о потребностях этого города. Рим растет не органично, но лихорадочно, уродливо, неправильно. При римском кайзере Августе в 1-ом веке здесь проживал миллион человек. В 1870 году, когда Папа Римский потерял свою территориальную власть, было всего 200 тысяч — и сегодня, спустя 150 лет, в Вечном городе ютится почти три миллиона жителей. «Эти ужасные районы, понастроенные в 60-70-х годах, следует снести», — говорит Фуксас, мрачно качая головой.
Старый архитектор говорит о таких районах, как Лаурентино 38. Он расположен за районом Еур. Вы едете по шоссе с выбоинами, проезжаете мимо мусорных завалов и высоких сорняков, чтобы в конце концов увидеть по обе стороны дороги старые грязные высотные здания, соединенные широкими мостами. Здесь проживает 30 тысяч человек. В 1962 году Рим решил жителей бараков переселить в квартиры. В мостах должны были размещаться магазины и врачебные кабинеты, парикмахерские и кафе. Но квартир всем не хватило, и люди заселились в служебные помещения мостов. На этом мечты закончились.
Сегодня здесь живут такие, как Артур. Он открывает металлическую дверь и показывает пространство, где он живет с женой Матильдой и тремя детьми — гостиную, микроскопическую ванную комнату, две крохотные спальни, на полке лежит игра «Монополия». Артур говорит: «Мы воруем электричество и воду у города. Мы висим на его линиях. Так все делают. Постройки разрушаются. Потолок протекает. Мы уже звонили в полицию, но их это не интересует. Рим нас забыл». Сегодняшним жителям нелегко ужиться с вечностью. Она – как шлюха, вы можете ее купить, но вам понадобится на то много денег.
Рим заставляет вас быть терпеливыми
Утро. В городской ратуше на Капитолийском холме сидит Паоло Феррара, лидер правящей фракции «Движения пяти звезд», за бесконечно длинным столом, где когда-то был написан первый проект Конституции Италии, и объясняет: «Рим десятилетиями страдал от плохих управленцев. Мы получили автомобиль без руля, сцепления и тормозов, все было украдено. Сейчас мы пытаемся снова установить законность».
Установить законность — это о засилии коррупции и мафии. И да, они также принадлежат вечности столицы мира. И независимо от того, кто здесь господствует, этруски или римляне, Наполеон или Папа Римский, малярия или туберкулез, фашисты, «Пять звезд», мафия или десять миллионов туристов — римляне всегда прокладывают свой путь через дебри. Они остаются самими собой. Они принимают только один действительно вечно действующий закон: на все нужно время. Дорога на работу. Бюрократия. Официант. Рим заставляет вас быть терпеливыми. Есть вещи похуже, чем это.
На крыше ратуши от городского шума остается не более, чем легкий отголосок. Прямо внизу — руины римского Форума, где во времена Гете паслись коровы. Далее, в дымке видна Вилла Боргезе, зеленый и жизнерадостный парк. Колизей, освещенный солнцем. Миллион автомобилей в странной хореографии передвигающихся через переплетение уличных трасс. Между гневом и благодатью, раздражением и радостью.
Запах вечности
Роскошные аппартаменты, китайские вазы, огромное зеркало. Она входит в комнату, очень крупная, вся в красном и с ювелирными украшениями женщина. Лаура Биаджотти, модельер, миллионер, восседает, поигрывая своими кольцами, и говорит: «О, я люблю Рим». Пауза. «Я люблю Рим снизу доверху».
Здесь, на четвертом этаже дома на Виа Кондотти, она наслаждается видом Рима сверху. Будучи молодой, она исследовала Рим в катакомбах и хотела стать археологом. Но потом стала применять усвоенное искусство на практике, а именно: в моде. Еще в древние времена римские дамы тратили уйму денег на свою одежду. «Женщины в Риме щедры своей красотой и деньгами», — смеется Лаура.
Однако наибольший успех ей принесла не одежда. Славу ей принесли воспоминания об ушедшем времени. «Город моего детства был совсем другим, — рассказывает Лаура Биоджиотти, — это была метафизика». Она выросла в Риме 50-х годов, в состоятельной семье с двумя слугами. Ее мать была кутюрье, и маленькая Лаура бывала со своим отцом в музеях Ватикана, исходив его площади и дворцы. «Я помню все запахи», — говорит она. Запах дерева, обработанного плотником, трески на рынках, волшебного леса Виллы Боргезе. Так из памяти возники ощущения, которые отразили запах: Рима.
На сегодняшний день, «Рим» — одни из самых продаваемых духов в мире. И, конечно, не потому, что это такой элегантный и благородный запах, как духи из Парижа. Напротив, Рим исторгает восточный зной, сладковатые обещания — и, возможно, эти духи сошли бы на нет, если назывались бы «Москва». Но теперь они носят имя Вечного города. Вечного прошлого. Вечной красоты. Вечной ностальгии.
В тот же вечер в ресторане «Osteria der Belli» в кругу гостей стоит старик у щедро накрытого стола и готовит лучшие закуски. Кальмар с артишоками, креветками, почти сладким, самым нежным карпаччо из рыбы. Гости едят, пьют и общаются, наконец, выходят в ночь на площади. Сотни, тысячи, десятки тысяч, в Трастевере и Тестаччо, Сан-Лоренцо и Пиньето. И они стоят с бокалом хорошего вина или бутылкой пива, разговаривают, живо жестикулируя, флиртуют и смеются. И весь этот людской шум перерастает в праздник жизни. Что впечатляет. Вовлекает. Расслабляет. В центре вечности.
Светлана Александрова Линс
В работе над этим материалом была использована статья F.Reich «Rom die ewig schoene» Stern № 16, 12 Apr. 2017, S.26-36.
______________________________
При перепечатке и копировании статей активная ссылка на журнал «В загранке» обязательна.
Адрес статьи: https://vzagranke.ru/mentalitet/za-morem/rim-vechnyj-gorod.html
Понравилось? Подписывайтесь на журнал прямо сейчас:
(посмотреть видео Процедура подписки)
назад к выпуску >>
к рубрике >>
