Где проходит граница между интеграцией и ассимиляцией?
По мнению австрийского философа Питера Штрассера, завышенные требования к культурной адаптации создают неудовлетворенность и ведут к разрушению самооценки. Мигрантам должна быть предоставлена возможность сохранения чувства собственного достоинства.
Питер Штрассер (Peter Strasser) — профессор философии и философии права Университета Граца (Австрия). В 2016 г. была опубликована его книга «Онтология дьявола. С приложением: О радикальном благе». (P. Strasser Ontologie des Teufels. Mit einem Anhang: ?ber das Radikalgute. Fink, Paderborn 2016) В 2009 г. — «О самоуважении». (P. Strasser ?ber Selbstachtung. Fink, Paderborn 2009)
«Сегодня, во времена массовой иммиграции, религиозного террора и идеологической радикализации насаждается мантра, что те, кто ищет у нас убежище и новую родину, должны «адаптироваться» к нашим традициям и обычаям», — так начинает Питер Штрассер свою статью «Zu viele Anpassungsforderungen stiften Unfrieden», опубликованную в швейцарской газете «Neue Zuercher Zeitung». Однако вопрос о самоуважении тех, кого это касается, практически не попадает в поле общественной дискуссии. И является прежде всего заботой социальных работников, которые сталкиваются с психологическими последствиями давления ассимиляции на своих подопечных.
Отказано в человечности
Однако явление разрушенной самооценки находится в центре конфликтных сценариев, поскольку группы мобилизуются против предполагаемой или фактической дискриминации. И давайте не будем забывать: это было частью колониального высокомерия, что выражалось у нас, европейцев, в отказе на право «низших» народов и рас уважать себя, продолжает Штрассер и приводит интересный и получивший трагическое осмысление случай из жизни Дарвина.
18 апреля 1832 г. Чарльз Дарвин в Рио-де-Жанейро пережил опыт, о чем написал в своем докладе «Путешествие натуралиста вокруг света». Ученый, которого сопровождал черный раб на пароме, старался сделать себя понятным громкой речью и порывистыми жестами. Для этого он приблизился к лицу раба.
«Полагаю, — пишет Дарвин, — он думал, что я сильно возбужден и хотел ударить его; ибо он с испуганным взглядом и полузакрытыми глазами немедленно опустил руки. Я никогда не забуду своего удивления, отвращения и стыда, поскольку увидел, что здоровый, сильный мужчина боялся отразить удар, по его мнению, по лицу. Этот человек был воспитан в унижении, что глубже, чем рабство самого беспомощного животного».
Сегодня, в эпоху эволюционизма, мы привыкли подчеркивать преемственность между нами и нашими пращурами из мира животных. С другой стороны, раб Дарвина находится ниже уровня «самого беспомощного животного», потому что у него больше нет «невиновности» зверя. Вместе с тем его лишили и человечности в этическом смысле.
Извращенный образ людей «вне свободы и достоинства» быстро стал квази-научным основанием — и к тому же под дарвиновским флагом. Чезаре Ломброзо, основатель современной криминологии, говорил в последней трети 19-го века о существовании Homo delinquens, который, будучи «преступником от рождения», служит «антропологическим разнообразием» для Homo sapiens. Нацисты еще более усилили схему Ломброзо – до «низшего-человека», существа, которое из-за отсутствия нравственного чувства не испытывает никакого самоуважения и поэтому не достойно уважения всех остальных.
Возможно, есть люди-психопаты, которые отличаются, как это прежде называли, моральным безумием (moral insanity). Однако в исторически значимом случае мы говорим об окружении, которое неуважительно реагирует на нежелательные и ненавистные группы. В результате самоуважение пострадавших подрывается: вряд ли можно уважать себя как человека, которому в праве на то коллективно отказано.
«Равный среди равных»
К концу XIX века — за полвека до Холокоста — евреи уже стали жертвами такой жесткой метки. «Еврейская ненависть к себе» — это симптоматическое название трактата еврейского философа Теодора Лессинга, опубликованного в 1930 г, которого позже убили нацисты. Антисемитская атмосфера тех времен была причиной того, что многие просвещенные, образованные евреи из буржуазной среды не могли уважать себя ввиду своего происхождения. Скорее, это было вопросом культуры, ее христианские корни — и, следовательно, «анти-иудаизм» — вызывали презрение ко всем евреям. Да, нужно стать немецким патриотом.
В современных обществах, исповедующих принцип «равный среди равных», процедуры снижения статуса не допускаются без правового обоснования. Поэтому безграничную ярость и, в крайнем случае, страсть к истреблению пришлось облачить в мантию рациональности. Таким образом, типичные инсинуации всегда были направлены на предполагаемые недостатки личности: отсутствие совести, неразвитость логического мышления, предательство, жадность, «женское поведение», сексуальные извращения в сочетании с врожденным стремлением творить зло.
Дарвиновский «сюрприз» с рабом, опускающим лицо перед своим хозяином, связан с тем, что Homo sapiens, похоже, согласился с тем, что это человеческое существо не испытывает чувства собственного достоинства. Но реальная причина этого базового недостатка, показанного Дарвиным, кроется не столько в психологии раба, которая кажется «естественной», а в том, что бесправное существование раб влачит ради собственного выживания. Скорее, раб ввиду жестокого обращения вынужден чувствовать себя бесчеловечным, как будто у него меньше достоинства, чем у животного.
Сохранить самооценку в условиях понижения социального статуса можно, лишь преодолевая эти условия, развенчивая их и устраняя. Никакая ассимиляция не срабатывает против антисемитизма. Она, скорее, вызывает, агрессию против наглости евреев быть такими же равными среди равных. Ситуация с претензиями на социальное равенство аналогична в отношеннии женщин, гомосексуалистов, инвалидов и другим традиционно дискриминационных групп.
Сегодня признано, что попытка избежать гомосексуалистов через культивирование в обществе «типичного мужского поведения», по сути своей, есть унижение, приводящее к потере чувства собственного достоинства представителями этого меньшинства. С другой стороны, женщинам трудно удерживать высокую самооценку в недружественной для них среде, сколько бы сил они ни прилагали, стремясь быть, «как мужчины».
Никаких минаретов, платков и так далее..! Правые же популистские лозунги предполагают, что европейцам не нужно уважать основные символы мусульманской идентичности, если они выступают против «ассимиляции». Воинствующие секуляристы, требующие запрета на религиозное обрезание мальчиков, уверены, что во имя предполагаемой защиты несовершеннолетних должен быть криминализован традиционный образ жизни определенной группы граждан. Западный «просвещенный» житель уверен, что только он компетентен решать ритуальные вопросы.
«Раб Дарвина — крайний случай унижения, который нас, европейцев, впечатляет лишь как исторический пример, — продолжает Штрассер. — Тем не менее, мы не должны упускать из виду тот факт, что юридические ограничения, связанные с «культурной интеграцией», могут привести к прямо противоположному результату — к кровопролитию вместо мира между культурами». Для демократов принципы либерального правового государства безусловны. Именно поэтому «отвращение и стыд» Дарвина должны продолжать служить в качестве напоминания. Важно осмыслить идеологический спектр, варьирующийся от расистской дегуманизации до давления избыточных интеграционных требований. Ввиду отсутствия выбора это давление будет внешне принято теми, на кого оно направлено. Что, конечно же, приводит к тревожному чувству разрушения самооценки и не сулит мирной перспективы, заключает Штрассер.
При перепечатке и копировании статей активная ссылка на журнал «В загранке» обязательна.
Адрес статьи здесь
АВТОР:
Светлана Александрова Линс
Как будто нет другого выхода, как подчиниться или протестовать и отстаивать.
Когда-то я работала с психологом над тем, что чувствую себя всё время «не такой». Соответственно, меня швыряет из вины и попыток сломать себя, стать «как все» и протеста и агрессии «вот такая я, и что!» И это изнуряющее качание, к тому же бессмысленное. С психологом я прошла ряд тестов. Это совпало с моей перепиской с Владимиром Пугач. В результате выявилось на научной основе, что действительнно, мой мозг устроен иначе. Я поняла, что никто не хуже и не лучше. Что я действительно «другая», а люди это чувствуют сразу, хотя я внешне вроде бы это никак не проявляю. И тогда я поняла, что я могу оставаться собой, другим позволить оставаться такими, какие они есть. Но для общения я могу просто говорить на их языке. И это не значит, что я ломаю себя или других, что я приспосабливаюсь. Нет. Мы многоранны. Я нахожу в себе ту мою грань, которая гармонирует с гранью другого, находясь самой собой. Тогда происходит истинное общение, увлекательное, интересное, когда оба расширяются, переливаются один в другог, периодически отделяясь. Тогда идёт волшебная пульсация.
Мне нравится такой пример: вы встречаете кого-то, кто носит не такой головной убор, как у вас. И вы понимаете, что это его способ чтить бога, который един. У вас свой способ, у него свой. Бог един. И из этой отправной точки начинается общение.